Misha Kim

Добрый день или вечер…

Не знаю, что и какие процессы происходят в ее голове, но…

Попробовать стоит.

Я – Лебедева Варвара. Студентка второго курса Медицинского института.

С Мишей я познакомилась прошлой весной.

Я читала ее дневник на сайте Ли.ру, смотрела обновления вконтакте, читала стихи на стихи.ру. Мне была интересна это веселая, на своей волне девчонка. Ее строй поведения и мысли меня интересовал и мне хотелось пообщаться с ней больше. В то время я находилась в депрессии, у меня не было подруг, кому бы я могла доверять, мать уехала в Саратов к своему жениху, денег катастрофически не хватало.

Как-то вечером после тяжелого дня, я вышла на улицу и шла, куда глаза глядят, лишь бы не думать о проблемах пару минут. В тени на лавочке сидела девчонка, я вначале не обратила на нее внимания, хотя она привлекла взгляд чем-то особенным. Я ее не сразу узнала.

Оглядев друг друга, мы познакомились. Миша! Господи, неужели это она? Даже не верилось…

В интернете она бывала редко и, наверное, не знала обо мне. Поэтому и не узнала. Ну и я решала не говорить. Подумаешь, интернет.

Я позвала ее к Валери. Миша ни с кем не общалась, наверное, ей было не интересно. Да и мне, кстати сказать, не особо хотелось с ними вести беседы. У них на уме лишь деньги и больше ничего, только как бы повеселиться. Я работала тогда у Валери.

Видно, я упустила момент, когда мерзкий Буратино (так его назвала Миша) напоил ее. На следующий день мы праздновали ее день рождения. Казалось, она за меня держалась. Иногда она брала меня за руку, так, невзначай, и держала ее до тех пор пока не нужно было отойти от друг друга на метр-два.

Удивительно и то, что она мне стала ближе всех.

Мне не хотелось погибать так же, как и все они. Хотелось поступить в институт, найти работу. У Миши на тот момент дома были проблемы побольше. После 18 лет возвращаться было некуда, везде разруха и грязь. Надежды были получить однокомнатную квартиру, лишь бы только не упасть и не утонуть в грязи, а набраться сил и встать. У нее было много мечт. Хотелось, чтобы все сбылось.

Отец ее, больной совершенно, грязная квартира, непонятные наглые родственники, бывшие одноклассники-пьяницы у подъезда. Хотелось начать новую жизнь, а ей все не везло. Она всю жизнь жила в выдуманном мире. Но реальность давала о себе знать, больно обламывая и ударяя…

В смраде том все почти помирали, и оттуда не было выхода. Она бежала душой оттуда. Пусть все горит пропадом, не нужны ей эти грязные стены трешки, так больно напоминая прошлое.

Экзамены она более менее хорошо сдала, ну, окромя физики…

Она сразу же поступила в МАДИ на логистику. Хотя она всю жизнь рисовала и отказывалась заниматься еще чем-то.

Как-то ее забрали на синей машине, я-то уже под утро убежала на утреннюю тренировку (я тогда работала в фитнес центре для подростков), она сказала, что останется. Вечером я, взволнованная, нашла ее у своей двери. Господи, как же я тогда обрадовалась! Вопрос о том, кто ее выпустил, остался открытым.

Потом ее уволили с работы. Потому что желания у нее не было трудиться.

Перед сентябрем Мишу мучали ночные кошмары, бред. Я испугалась, что-то с ней творилось. Как-то днем она вышла в магазин, и мне позвонили из больницы. Она ввязалась в драку с этим Буратино…

Из-за ее бреда ее перевели в психушку, и мои просьбы и убеждения не помогли. Мне было трудно добираться до нее. Как-то я заехала к ней и нашла гору рисунков. Некоторые пришлось забрать и спрятать: она рисовала каких-то людей и очень нервничала. Я понимала, она живет там, в своем мире, ее нужно вернуть.

Леха? Да… был у меня такой друг, любила я его очень долго. Да и сейчас, наверное, люблю…

Откуда она знала это имя? Леха для меня баста, вето, я не говорю и пытаюсь не думать о нем с тех пор, когда его не стало…

Мы дружили с ним с детства, и с его другом Максом. Но будь проклят тот день, когда они погибли в автокатастрофе. Мне тяжело об этом говорить…

Я не знаю, кого она видела и с кем разговаривала, но… я ей не говорила, я просто не могу об этом думать. Мне очень больно. Прошло два года, но сердце мое так и плачет, каждую ночь я думаю о них…

Институт пришлось покинуть. Она долго пробыла в больнице. Когда я ее встретила, забрала домой, я не могла даже говорить. Мы шли, молчали. Я была счастлива, что все хорошо, что она здесь, со мной. Что все будет хорошо.

Вскоре ей дали маленькую однокомнатную квартиру. Учиться было уже поздно. Сил идти на работу у нее не было. Она сидела и рисовала. Безумные, безумные картины! Я просто влюбилась в них! Они были великолепны!

Многие в парке тоже так считали, скупая ее творения…

В конце осени, конечно, она попыталась учиться, но она была слаба и сильно отстала. Она бы сама бросила эту затею, но…

Как-то вечером прислали ей пиццу… и отравили тем самым ее. Благо, она съела малюсенький кусочек. Я вечером с работы решила навестить ее… и слава Богу, что я решила это сделать. Я  как чувствовала…

Она снова оказалась в больнице. Но теперь уже я была рядом с ней очень часто. Я работала в этой больнице сиделкой.

Несколько дней после выписки, были тихие дни, пока не сгорела моя квартира. Мы поняли сразу, кто это так шутил с нами. Валери была девушкой без головы как таковой. Я же ушла с ее работы, а ей самой убираться не хотелось, как так? Как я посмела уйти от прекрасной Валери? А еще тут Миша какая-то нарисовалась, что на нее, прости господи, все обращают внимание, она умна, интересна и красива. Нужно эту Мишу отравить…

Тогда еще как на зло мама вернулась на пару дней. Мишка нас отправила к себе. Мама уехала в свой Саратов, где я за нее была совершенно спокойна, она там не пила, не дебоширила и вела приличный образ жизни.

Мы с Мишей стали жить вместе. Это было замечательное время, потому что мы по вечерам пили чай, разговаривали, советовались. Потекла равномерная жизнь…

Она рисовала, фотографировала на старую мыльницу, которую ей отдала моя мама. И однажды мы прогуливались по Кузьминскому парку, и впереди я увидела Руставели. Это же человек, пользующийся авторитетом у моей Мишки! Она его просто обожает и ценит каждое его слово!

Моя Миша его в упор не видела, но он САМ подошел к ней. Я тут было подумала, что он узнал ее, ведь она ему присылала свои стихи и они ему понравились, как он ей ответил. Он хотел было что-то сказать, но она замерла…

— Можно я нарисую ваши глаза?..

Так и познакомились. Казалось, у нее в душе бабочки какие-то летали…

Было так удивительно, что он зачастил к нам…

Она рисовала его.

Но потом он пропал. У него дела, друзья, работа, да и семья своя…

Она осела. Осунулась. Рисовала только дождь и слезы…

В то время у меня появился ухожор. Дарил цветы, подарки. Я даже согласилась полететь на море. Но он понял, что от меня ему ничего не светит. Меня он не волновал и он тут же переключился на мою сменщицу. Я и не жалела, скорее была рада, что больше никто не звонил и не навязывался…

Валери про нас так и не смогла забыть. Она вынюхала. Что Миша рисует. Приперлась к ней, увидела, кого она рисовала, навела, как видно, справки. Связей у нее, похоже, было много, она устроила замечательную встречу, которая принесла счастье… Мише.

Он пришел к ней в гости на следующий день. Как ни в чем не бывало.

Я видела, что благодаря этой любви Миша стала лучше, мягче, ее болезнь покидала ее…

Позже она поступила в МПГУ на факультет изобразительного искусства. Она будет учить детишек держать кисть в руках.

А я должна была сдать сессию…

Тогда Миша хлопнула по столу кулаком, разлив чай, и сказала, что завтра же она идет за место меня на работу. И пошла…

Я свое день рождения никогда не отмечала, но тут решила сготовить пирог. Она, конечно, обиделась, что я ее не предупредила, и, хлопнув дверью, ушла.

Мне как-то стало не по себе…

Но вскоре она пришла… с голубем! Сумасшедшая…

Насмешила меня, подняла настроение. Никогда не забуду тот день…

Она мне подарила кролика, цветов, игрушку, конфет, уже поеденных (видно, не донесла). Пришел даже Руст на чай!

Ее день рождения мы провели тоже замечательно, когда она пришла с работы. Дело в том, что ко мне в квартиру попросились старые знакомые моей мамы. Я их хорошо знала, и поэтому было выгодно их пустить, они бы сделали ремонт, и деньги у нас с Мишкой были бы. Подруга конечно же согласилась. Ей нравилось жить в компании со мной.

Вечером поздним мне позвонил тот Дима, ухожор. Он давно расстался с моей сменщицей, и спрашивал про … Мишу! Оказывается, он типа ждал меня сегодня, а пришла другая. Ну-ну, конечно. Я его послала, а Мише не стала говорить лишь потому что она бы его убила, или как бы она отреагировала. Позже скажу обязательно, но не сейчас.

Мы с Рустамом подарили ей фотоаппарат, о котором она долго мечтала. Она чуть ли не до потолка подпрыгнула. Руст, конечно, хотел ее в конце августа отвезти в Венецию, но это мы ей пока не сказали. Пусть будет сюрприз. А пока в  июле мы поедем в Саратов. Мама ждет меня с моей замечательной, доброй подругой, как она выразилась.

Прошлое свое Миша выкинула из головы. Не буду говорить, что бы было, если бы мы не познакомились, где бы ей пришлось жить и с кем и как. Это уже не главное,… а страницы в ее дневнике? Я их спрячу, как следует.

Вот и дверь открылась. Миша пришла. Она ездила к родственникам, кто единственные ее поддерживали, когда ее мать покинула ее. Наивкуснейший торт и рогалики с чаем, нам есть о чем поговорить. На чем я заканчиваю рассказ моей дорогой и любимой Миши Ким. Она, к сожалению, ни разу еще толком не заканчивала свои творения, так что это она разрешила сделать мне, так как, оказывается, я обладаю способностью логично выражать свои мысли.

Чтож, главное в жизни не держать зла, любить, идти вперед, не забывать тех, кто когда-то тебе помог, помогать своим близким и друзьям. А все, что было… пусть останется на желтых страницах дневника, ведь от прошлого не убежишь. Но Миша сделала это. Она не прогнулась под обстоятельствами. Единственное, что хочется добавить, так это то, что нельзя забывать о близких, быть может, им нужна ваша помощь, ведь, по сути, и вы без них не справитесь. Любите друг друга и будьте счастливы. Помните, все, что ни делается, все к лучшему. А у Миши впереди ждет интересная, насыщенная жизнь, так пожелаем ей удачи!

Всем Доброго Здравия, как скажет Руставели.

Мир.

Я снова листала дневник…

Разобраться в своей жизни было трудно. Я совсем запуталась. Где я? Зачем я? Что и как?

Откуда все эти страницы в дневнике? Кто их писал и когда? Все перемешалось…

9 июня.

Встретила старых друзей. Как приятно. Старый район. Сердце радостно стучит, воздух замечательный, как будто залечивает все мои раны. И люди – все знают друг друга – не то, что в пафосных районах – здесь все общительные. Мне понятны их шутки. Мне с ними легко и приятно. Я помню, как мне было с ними хорошо в детстве. Да-а… от прошлого не убежишь…

11 июня.

Пиздец. Занесло.

Старый холодильник Минск 15м, коричневый потолок, обжаренный сломанной и грязной плитой Gefest . старый буфет, грязный, сальный от пьяных рук. Стулья без спинок, ободранные и грязные. Под буфетом старые склянки на полу, покрытом налетом грязи.

Большая, просто огромная кастрюля, как видно, для стирки белья. Неизвестной давности пемолюкс сода эффект, доисторический дуршлаг и старые чашки. Все из обихода казалось гнилым и протухшим. Огромный пакет макарон на полке, соль и чай Lipton. Здесь же валялась туалетная бумага. Как ни странно, открытое нараспашку грязное окно очищало ужасный смрад смерти и болезни.

Дыра.

Дороги нет отсюда. Как только возможно? До какого же уровня мы можем опуститься?

Это все принадлежало людям 30летней давности. Их нет с нами. Тогда же, при перестройке, наверное, здесь был сделан ремонт.

Вопрос только как можно не опуститься? Как выбраться?

Ведь хочется жить. Не томиться, не пить с алкашами-одноклассниками на лавке от безвыходности. Как набраться сил и встать?

Проломить щелочку в мир?

Казалось, это невозможно в этих условиях. Здесь они рождены для того, чтобы погибнуть. Но мне дан шанс. Я должна им воспользоваться и не пропасть, не упасть вниз, проломив одряхлевший пол…

Закопченный грязью мир…

Как хочется жить.

Внезапно меня напугал булькающий кран. Как видно, включили горячую воду. Из закрытого наглухо крана текла большой струей вода…

Где взять сил? Где взять сил?

Один вопрос сидел в мозгу… не хотелось погибать, если судьба дает тебе шанс…

Но так больно ударяя об пол, что и этого шанса не заметно. Кажется, мир против тебя. Как будто не выйти из этого сословия, никогда не жить без нужды и боли…

Не осталось ничего святого… и ты уже заразен… этот мир опасен…

Да… вокруг меня сейчас царит хаос и грязь. Куда бежать? Где взять сил?

Глотнув горной воды из бутылки,  я не успокоилась. Оглядеться было страшно…

Крепче прижимаю к себе свои вещи…

Жить…жить….

А как и вообще, возможно ли?

Быть может этот обман и на самом деле жизнь – это и есть мучения, и нет совсем в мире счастья. И жить тяжело абсолютно всем?

Нет. Плохо вериться.

Если ты поел – то ты уже счастлив. А если у тебя нет денег даже на хлеб, то уж извини…

Боль нагрянет неизвестно откуда. Весьма неожиданно придет мучение…

Есть ли рай после этого ада? Схватить себя за космы и рвать их, что есть силы? А что остается делать? Прибегнуть к неизведанным поворотам судьбы, попытаться начать все сначала? Да кто тебе даст это сделать…

Ощущаешь себя все же частью этого хаоса и бедлама. Они – все умные и обеспеченные людишки – всего лишь приманка, издевка судьбы. Ведь ты никогда уже не сможешь выкарабкаться…

А с другой стороны? Какая разница? Есть шанс, нет ли его,… нужно менять судьбу, нужно трепыхаться, как рыба на берегу – авось, прибой…

Обесточенные нити ведут тебя прямо к горящей преисподней, а если мы все-таки умеем летать и вот уже сейчас мы сможем побороть судьбу? Но истина в том, что мы никогда не узнаем ничего наперед. Даже то, в чем ты бесконечно уверен может на самом деле не быть правдой и вообще не существовать…

Здесь какой-то другой дух. Здесь все по-иному. И лишь кажется, что ты – часть этого всего. Но все довольно проще…

Разве ты не в праве жить так, как хочешь? Быть может, ты не заслуживаешь многого…

Молчание и лишь кран журчит водой.

Бесконечность.

Хочется кинуть все и бежать.

Я сидела и устало пыталась вспомнить все и понять. Год прошел. Лечению пришел конец. Мне до сих пор сложно расставить все по местам. Наверное, это мне не по силам. Я передаю перо нашей жизни самому близкому мне человеку. Острый ум ее расставит точки над ё.

Не прощаюсь.

На следующий день я рано освободилась с работы и ринулась в торговый центр.

Вот что взять? Предложений много, а толку мало. Главное, чтобы подарок был нужный не мне. Я, конечно, могу купить набор красок и сказать, что буду ее портреты рисовать. Могу купить дневник, прекрасно зная, что она на работе устает писать закорючки: медсестрам, сиделкам, врачам — всем нужно уметь старательно выводить закорючки, чтобы все с первого раза не могла понять, что написано. Вот правда я всегда умела различать ее почерк. Может, потому что у меня развито воображение?

Так, я отвлеклась. Главное, чтобы вещь была бесполезной. Для меня. Чтобы она была нужна Варьке. Вот не возьму в толк, что же она любит? Даже начинаю подозревать, что мало знаю подругу, и начинаю себя корить в том, что я эгоист какой-то: вот она-то точно знает, что и когда я хочу. Ну почему она не ходит по дому в одном носке и не кричит, что хочет мороженного или морской капусты? Понимаю, абсурдно звучит, но мне бы это помогло.

Книгу? Да нафига ей столь ценный раритет? К тому же я ей сама сколько хочешь, напишу…

Вот иногда задумаюсь: а что же будет, когда Судьба нам скажет выйти замуж? Не за друг друга, что вы, нет, в нашей стране однополые браки пока не разрешили. Можно было бы наведаться в Голландию, но штамп мне не нужен. Тем более предпочитаю мужчин для смены фамилии, чего я тоже категорически не собираюсь делать. Просто Варька необыкновенный человек. С ней легко, приятно, хорошо. Хочется ей помогать, брать за руку, тащить сумки, заполнять бюллетени за нее, наполнять ей ванну. И из-за мужа реже видеться с подругой? Ну, уж нет!

Называйте это как хотите, но мне нужно найти ей достойный подарок. Сейчас полным-полно магазинов с подарками, где изготовители уже сами постарались с креативом. Нет, там вряд ли что найдешь для нее. Она особенная. Она важная персона в моей жизни. Хочу, чтобы она это почувствовала: одних знаний мало.

Внезапно зазвонил телефон. Так странно, когда бегаешь за любимым мужчиной, никогда ничего не выходит, а когда и без него дел по горло, он тут как тут. И кстати.

— Привет, нужна твоя помощь, ты человек талантливый…

Общими усилиями была найдена крольчиха. Всю дорогу я ее тягала за уши, уж больно милая она была. Цветы, как от истинного  джентльмена, коробку конфет, которую я тут же открыла и стащила одну сладкую ракушку; на что Рустам обиделся и пошел купить игрушку мягкую. На последний предмет собирания пыли я ему посоветовала взять слюнявчики и распашонки.

Конечно же, сей презент моей, наверняка юной еще, подруге понравился…

Она положила крольчонку на ладошку и умилялась, в то время как мы с другом моего сердца сидели и моргали.

Какая же она была счастливая!

Мой собственный день перерезания пуповины я провела как обычно, на работе. Сначала меня с еще одной санитаркой отправили в какую-то другую больницу за какими-то важными документами. Видно, что раз нас вдвоем отправили работать курьерами, документов было 12 килограмм. Мы минут 5 потолпились в переходе, как пингвины, с горем пополам доехали, и, действительно, нам вручили 10 килограмм бумаг и разных препаратов. Не дай Бог заболеть. Столько разной всячины понапихают!

Весьма приятный молодой (или старый) парень вручил нам сей пакет предсмертных отрав и заявлений с закорючками и начал что-то с улыбкой лепетать.

Я-то сразу же отправилась к выходу, да моя санитарка-напарница Инна, или Тамара? В общем, не важно, как ее там по батюшке, она, видимо, решила познакомиться. Так что пакеты потащила я одна.

Усталая и злая я вернулась к вечеру домой.

31-летний король сидел на кухне и загадочно улыбался. Моя подруга сходу вручила мне коробку в цветной упаковке. Мне тут же налили чая, сказали задуть свечи, что, кстати сказать, я сделала в первый раз и была крайне рада. Мы ели пирог, обмениваясь несколькими словами и взглядами.

Подарок я распечатала уже перед сном, на него совсем не было времени и сил. Хотелось оставить прекрасное на вечер. Когда молодой странник ушел, напоследок запечатлев на моих губах сладкий поцелуй, я раскрыла чудесную упаковку.

— Варька! Как ты…

В коробке лежал замечательный canon.

Моя подруга не одна накопила на сие чудо, больше, конечно, помог принц датский.

— На что теперь жить будем? У меня осталось с продажи картин…

— Стой, ты ж ничего не знаешь,… я хотела у тебя спросить…

— Спрашивай, конечно.

— Ну,… ты не против, что я с тобой живу?

— Нет, конечно, — успокоила я подругу. – Наоборот!

— Так вот ну… есть вариант сдавать квартиру мою. Кстати, мама прислала сегодня денег, зовет нас к ней.

— Это прекрасно, но твоя работа…

Ненавижу свою вспыльчивость. Главное, что понимаю: этим ничего не решишь, только беду привлечешь, но все равно сил терпеть нет…

Хочется, чтобы не было вообще в людях такого понятия, как ударить кого-то.

Наутро раздался звонок в дверь. Рано радоваться, что он пришел. Каким путем? Наверняка не пожалеть и не по влечению сердца…

— Здравствуй.

— Да, привет. Что привело тебя сюда?

— Думаю, сама догадываешься.

Уж не защищать ли он ее пришел?

— Валяй. Я слушаю.

— А что таким тоном?

— Незваный гость – хуже татарина.

Видно было, как он разозлился.

Я ждала, что же он ответит, с интересом вглядываясь в его, давно мною позабытые, черные глаза, его черты, точки…

Даже голова закружилась. Тьфу ты, бандит.

— Проходи, не стой в дверях, — смягчилась я.

Don`t approach me, don`t approach me…

Он по-хозяйски зашел, глянув на меня как на препятствие, снял обувь и прошел на кухню. Он бы еще чайник включил! Послышался щелчок. Вот, блин, не фига себе!!

Я оторопело постояла секунду с поднятыми на потолок глазами и проследовала за ним.

— Рассказывай.

Мой бандит-грабитель взгромоздился уже на мой любимый стул около холодильника и сыпал сахар в мою любимую чашку с сердцем.

— Что тебя интересует?

— Все.

Так и пришлось рассказать все…

Вечером, когда пришла Варя, она первым делом споткнулась об умело разбросанные ботинки, а потом уж упала окончательно, заглянув на кухню.

— Привет,  ммм… Варя.

— Привет, — моя подруга не нашла себе стула, куда присесть…

Варька лежала на кресле поздно вечером и недоумевала.

— Я … как так… я в шоке. Пришел! …

Я пожала плечами. Он ушел так, как и пришел.

Ему просто необходимо было знать все. А какие выводы он сделает? Я не принцесса, сама хороша, в драки лезу, глупостями занимаюсь. Поймет ли…

— …Пришел, поверить только! А я, как зашла, бац! САПОГИ мужские… ну, думаю…

Пришел… да мало ли. В глазах я что-то не нашла того, чего искала. Может, думки там были, мысли…

От непонимания.

В одиночестве закинув цепи,

Я последний потеряю разум…

Любовь больнее всякой плети,

Разбивается сердце, как ваза…

Непонимание режет кусками,

Меня отрезая от мира,

Во мне надежды просыпаются мечтами,

Что еще остались живы…

И слова никто не промолвит,

И душу никто не согреет,

Оставлены только осколки,

От холода сердце немеет…

От боли, обид и разлук,

От непонимания невежды…

Проходят тысячи мук

И умирают любви последние надежды…

Сдать кровь на ВИЧ для меня оказалось нелегким испытанием.

Сидеть в длинной очереди, задыхаться от недостатка воздуха, понимать, что ты хочешь есть. Безобразно сильно стало душно. Закружилась голова, сдавило тисками и пот потек градом. Сидеть дальше было невозможно.

Что это? Страх перед обычной сдачей крови? Сомневаюсь…

Как-то желчно сосало в желудке. Казалось, я вот-вот потеряю сознание. Стало очень холодно, невероятный озноб, да ко всему прочему, откуда-то появился сквозняк.

Нет…

Как-нибудь в другой раз.

Обещала себе в который раз. Но сдавать кровь для меня так и осталось нерешаемой проблемой…

Глотнув горячего чая, я успокоилась. Вот уже пора вставать и идти снова сдавать экзамены. Хочу учиться.

Я вызубрила все. За этот год я соскучилась по учебникам и тетрадям, но уже первого сентября я захочу домой, в теплую постельку…

Я поступила. Туда, куда хотела. Буду художником с дипломом. Не зря все же мне всю жизнь твердили не бросать.

Кровь я сдала, кстати сказать, но потащив с собой Варьку, чтобы она побыла рядом. У меня не нашли ни ВИЧ, ни Гепатита, ничего.

Казалось, я стала на голову выше. Страх-то был просто перед сдачей крови. У меня просто кружилась голова…

Пора было подумать о нормальной работе. Я всегда мечтала работать фотографом, в журнале, газете…

Нужны были деньги на курсы фотографа…

Да и сам аппарат стоил не мало…

Мой тридцатилетний искатель, похоже, заблудился меж попрошаек и лизоблюдов. Трусливые и вялые души просто мешали глядеть ровно, все переворачивалось в призме предрассудков.

Совсем внезапная мысль как-то посетила меня.

— Позвонить, может?

Варя хлопнула в ладоши.

— Позвони, конечно, узнай, как он поживает?

Задумалась. А нужно ли? С одной стороны, он мне друг, а я в сфере своих предрассудков эгоизма жду от него вестей.

А с другой… может, ему нет дела,… ну мне-то есть дело, а я не звоню и вообще никаких признаков жизни не подаю. Так. Где телефон?

( я всегда быстро принимала решения)

О, Господи… гудки!

Наконец, на том конце провода, на беспроводном радиотелефоне взяли трубку.

— Але.

Я не знала, что сказать… так, соберись, тряпка! А то он разозлится, подумает, что это фанатики звонят и молчат.

— Але? – трубка ждала ответа.

— Алло… привет.

— Кто это?

— Это я… — он не узнаёт! Нахал! Господи, что я так нервничаю? У меня по телефону детский голос, и он вообще его ни разу так не слышал. Я и его-то с трудом узнала… ой, а вдруг, это не он?

— Кто «я»? Ау?

— М… Миша!

Он молчал.

Потом сказал:

— А… Миша Бартон, привет-привет, дорогая, — и засмеялся. Миша Бартон это известная фотомодель.

— Увы, я не модель.

— О, девушка, вы актриса?

— Увы,  мимо.

— Хм… зачем же вы мне тогда звоните?

Под ярмом унижения в который раз, я скривив губы, молчала.

— Ладно… — отсмеялся он, вздохнув как-то даже облегченно и с улыбкой. – Рассказывай, как ты? Отчего так долго вестей не было?

Да, я жду вестей от него, а он от меня. Мило. Кто мужчина, я или он? А, ну, если Миша… мда, тяжелый случай.

Было бы хоть чуть-чуть неистовой решимости, гордости в его крови…

Вскоре он нарисовался с букетом нежных тюльпанов. Как-будто он давно собрался и только ждал случая. Может, оно и так, кто знает?

Вообще, нашей жизни свойственно течь по кривой: с минуса в плюс, с плюса в минус.

Часто людям кажется, что жизнь у них располагается где-то ниже нуля, а на самом деле, Тот, Кто Сверху, никогда не даст одному все, другому ничего. Во всем есть плюсы. Только, если вы не ищете счастья в материальном плане. Мы сюда пришли со своим заданием и должны доказать, что достойны быть освобожденными. А как много шалопаев, которые думают, что истина в физическом удовлетворении человеческих потребностей. Я, конечно, понимаю, что физиологические потребности являются первичными, и что потребность уважения и самовыражения – это уже вторичные. Людям, простите, важнее справить свои нужды, а потом уж реализовываться в обществе, строить отношения в социуме. Это, несомненно, правильно и понятно. Он не стоит всю жизнь и ее понимание ассоциировать с низшими потребностями. Деньги именно их в первую очередь и исполняют. К превеликому сожалению, даже в дружбе и любви никуда не деться от дурацких бумажек. Главное, знать им цену и помнить, что важнее. Как сказал Достоевский? Искусство есть такая же потребность для человека, как есть и пить. Важнее всего не это земное тело, а наша духовная сторона, душа, называйте, как хотите.

Так вот о чем я? А, ну… мне казалось, что кривая что-то очень долго задержалась ниже нужного, но вскоре ты понимаешь, что бывает похуже ситуации и что твое тогдашнее состояние оценивалось всё же с плюсовым показателем кривой.

Я не могла найти работу, сердце грустило в тишине одинокой кухни, куда иногда наведывалась Варька. Подруга была вся в учебе, работе и разных мелочах. От бессилия она даже реже говорила. Я знала, что ей нужно побыть одной, и поэтому я оставляла ее в комнате, а сама сидела в обнимку с чашкой чая на кухне. Я знаю, что она плакала. Чем ей помочь? Я мучаюсь от безделья и скуки, а она разрывается…

На стене скакали неровные линии от проезжающих на улице машин. В детстве перед сном я всегда наблюдала за ними…

Наутро я уже шагала на работу.

Я волновалась. Мне никогда не приходилось быть сиделкой. Но Варьке нужно было выспаться.

Мой первый день на работе. Я не опоздала, так как отличаюсь особенной пунктуальностью и опаздываю крайне редко. Ко мне парни на свидания опаздывали. Я задерживалась лишь тогда, когда выходить было очень рано и я собираться начинала в последнюю минуту, а там, как известно, начинаешь торопиться, носиться, как куропатка с яйцами.

Девочки в больнице оказались милыми. Я их не знаю, но выводы делать рано, мои первые впечатления обычно ошибочны.

— Миша? Подруга Вари? Она рассказывала. Как она?

Бла-бла-бла. Меньше слов — больше дела.

Работа не сложная, но очень ответственная и напряженная. Понятно, что от переживания моя подруга сдает, в итоге измотана. Так, попроще. Мы всего лишь заменяем…

День пролетел как-то даже странно, что без приключений. Было тихо, без происшествий, о каких я слышала от Варьки. Ну, ладно, главное, что она отдохнула, а я не напряглась. Свою неделю я отработаю с удовольствием, главное, чтобы не привыкнуть, а то это мы умеем. Хотя это весьма затруднительно, не имею особой страсти к белым халатам. Мне хочется, честно сказать, взять краски яркие-яркие и разукрасить, а то скука для больных. Куда не посмотришь – белизна! Они бы еще тапочки белые одели. Гжель, на мой взгляд и то два цвета имеет. Но под хохлому было бы смешнее, вспомнила я яркие черно-красно-желтые резные цветы…

Интересно, как Варька?

Ну, это мы сейчас проверим. Я отперла дверь.

— Ох ты и мастерица! – с порога меня встретил замечательный запах выпечки. – Ну не сидится бабе!

Из приемника звучала бодрая, веселая песенка. Вот оставь эту живичку-птичку одну, так она оживет. Ах, шарлотка, давненько мы не виделись…

— Ты на день рождения себе какой пирог хочешь? С мясом или яблоками?

— Так завтра только 13-е.

Она вкрадчиво улыбнулась.

— Завтра у меня день рождения. Вот, люблю шарлотку…

Сколько не спрашивала я у нее, все отнекивалась. Говорила, да ладно, чушь, я не отмечаю дни рождения. Я не помню даже, когда, да и зачем. В паспорте посмотреть она тоже отказалась. Так что, может оказаться, что моей подруге за тридцатник перевалило…

— Эмм… ну, это вряд ли.

По-моему, я последнее уже вслух подумала. Ой! Фу! Как некрасиво-то…

— И чего ты? Специально так? Это, блин, даже я… как ты вообще?

От негодования я дар речи потеряла, не  быть мне гениальным оратором.

— Что?

Что-что? Что же подарить? Пироги она сама печет, нахалка! Щас вообще уйду!

И ушла, хлопнув дверью.

Наверняка, она покачала головой и пожала плечами. Я иногда вместо того, чтобы озвучить мысли, просто пропускаю их через свой мозг, а та мысль почему-то дальше не отправляется, то есть на выход к голосовым связкам. К счастью, это случается крайне редко.

А мне так хотелось устроит ей праздник! А она… вот я и разнервничалась. Благо, что хоть сегодня сказала эту прекрасную новость.

Жаль, у меня нет таких знакомых, к которым можно прийти и придумать, как спасти положение. Даже мыслей нет.

Нужно помыслить логично, хотя это весьма затруднительно, так как великая и ужасная Мишаня не обладает вышесказанным достоинством, даже женским, что уж там мечтать о мужской.

В сложной ситуации я с прискорбием поняла, что не знаю, о чем мечтает мой хомяк кроме шарлотки, которую она себе сварганила на скорую руку.

Она ждет чего-то. Необычного. Как я. Странного и непредсказуемого.

Подарю ей кролика!

Будет ухаживать за ним. Только вопрос во времени, да это не такая большая проблема, как то, что сейчас уже вечер и кролика взять негде.

Таааак!!!!!!

Спокойно.

Глаза мои, похоже, выпучились, и я впала в ступор.

На глаз мне попались ничем не провинившиеся голуби. Эх, смочь бы поймать…

Не буду описывать попытки поимки голубя обыкновенного, я то решите, что я псих. Скажу откровенно, это было тяжело. Больного ловить не хотелось, а остальные были больно шустрые, да ладно бы только бегали! Они улетали на ближайшую крышу подъезда и смеялись оттуда…

Часов в 12 ночи, я в кромешной темноте, напряженная, взъерошенная, прокралась наконец домой.

— Боже мой, ты где была? Ушла и ничего не сказала! Псих! – тараторила Варька в прихожей, ища кнопку для лампочки на потолке.

Я была больше не б силах держать птицу…

— Уже 15 минут первого… Где ты ходишь?

Зажегся свет, птица с трепетаньем взмыла к потолку. В одно мгновения от внезапного шума подруга присела на пол.

— С днем рождения!!!!!!!!!!!!!!!!

Птица, не рассчитав своих координат, в прошлом никакими преградами не ограниченная, стукнулась об угол между стенкой и потолком и стремительно рухнула.

Варька, где была, там и покатилась, правда, через секунд 5 после инцидента.

— Да ладно тебе, — начала я оправдываться. – Я завтра нормальный подарок найду, просто ты мне не сказала заранее, а мне хотелось самой первой тебя поздравить…

— Да ты че!! – Варька, похоже, была несказанно чему-то обрадованная, несмотря на поздний час. – Да ты бы и так первая бы была! Ты вообще самая первая мне такой праздник устроила! Всегда знала, что ты чудилка, но не настолько же!

— Даа… — зевнула я. – Пошли спать…

— Какой спать? Ты не поела пирога!

Именинница ушла на кухню, видимо, включать чайник.

— А чем его кормить?

Я посмотрела на офигевшее пернатое.

— Варь… давай его опустим? Ты же не думаешь, что Он у нас жить будет?

— А почему ты решала, что это он? – Подруга выглянула в коридор и оглядела птицу.

— Ты посмотри только, какая у него голова большая…

— Ну, правильно, он же стукнулся ей, — сделала вывод юная докторша.

— Логично.

Вот кто-кто, а Варюха обладала этим явно мужским качеством…

Так и жила я стихами и муками…

Но это не долго… экзамены на носу, хотелось отвлечься, и, наконец, поступить в институт. Если я опять не попаду в больницу, конечно…

Варя-то все так же бегала по вечерам на лекции. Училась она, как нельзя хуже, и мои притязания по поводу учебы не имели силы и смысла: у моей подруги просто не было сил и времени сидеть за учебниками.

А мне толи хотелось, то ли не очень… я решила идти на факультет изобразительного искусства, это просто мне ближе…

Не факт, что я поступлю, но нежелание быть неучем было сильнее различных фактов.

Как-то вечером я шла из парка и услышала знакомый довольный смех и наигранно громкое восклицание:

— О, ты душка, РустаМвели…

Брови мои схмурились… че??? Может, Руставели?

Голова сама повернулась в сторону пары, я просто не успела толком сообразить.

Я увидела Рустама и … Валери! Какого черта! Я вообще ничего не понимаю! Негодование.

Что делать? Тупо продолжить свой путь домой и со слезами на глазах не заметить вылетающую из угла машину? Нет, так не пойдет. Пойти, разобраться с ней раз и навсегда? Ну ее… тоже не годится. Значит так. Спокойно. Кто это, блин, такие? Фьюх…

ТАААК!!!!!! ГДЕ МОЙ ПЛЕЕР? СПОКОЙСТВИЕ, ТОЛЬКО СПОКОЙСТВИЕ!

Пока я пыталась достать mp3 и всунуть песню quitter в уши трясущимися от негодования руками, она уже подскочила ко мне.

— О, привет, какая встреча! Как твоя работа? Ты сказала ВаЛе про работу? А то если вы нуждаетесь, я могу помочь…

ОХ, СПОКОЙСТВИЕ…

— Да уж, действительно, ка-кА-я встре-еча!

Я продолжила идти, краем глаза заметив, что он вращал недоуменно глазами и молчал.

— Мою подругу зовут Варя, и, если ты до сих пор не можешь запомнить, то, может, тебе к врачу обратиться?

— Да я так и сказала. Так что, она придет, или вы стыдитесь?

Ох ты, ёжки-картошки, мымра…

— Уж кого-чего я стыжусь, так это что тебя как-то повстречала…

Она надменно подняла свою бровь, которая была и так уж больно высока. Когда люди с огромными бровями удаляют их, то брови на лбу где-то растут, хотя и не догадаешься с первого раза, что было какое-то вмешательство. Просто, как художник, я таких патологий у нормальных людей не видела…

— У-у, какие мы невоспитанные, а, ну да, конечно, что с вас брать, кому ж вас воспитывать-то?

Она уж повернулась было уйти с видом победителя, но я, взглянув на оторопелое лицо мужчины, с одной стороны, хотела плюнуть на них всех и пойти спать, а с другой стороны во мне клокотала злость. И снова это раздвоение. Секунду я подумала и сказала вслед этой мымре:

— А ты чего добиваешься? Я человек неуравновешенный. Могу и в рожу дать.

Наша красавица обернулась, нацепила удивленно-изумленное выражение лица, и прощебетала:

— Ой, малышка, давно в обезьяннике не сидела? Тебе бы, ко всему прочему, нервишки лечить надо. Ты знаешь, есть таблеточки хорошие… ах, ну, только что думаю, они тебе не по корману придутся.

Фух, как же достала. Песня в наушниках go to sleep давала о себе знать. Злой Эминем и выстрелы… Ну, мое дело предупредить, а ее уж решать, нарываться ли на драку или нет.

Внезапно мой кулак пришелся ей по ее довольной ухмылке. Кровь полилась… и зуб я ей выбила, что меня, конечно, обрадовало.

Как настоящий джентльмен, Рустам даже не кинулся нас разнимать.

Чуть отойдя, с красными глазами и с ругательствами она кинулась на меня. Тут уж ее остановили, схватив за пояс, который у нее назывался юбкой.

— Успокоились сейчас же!

— Тебя забыли спросить! Отпусти меня сейчас же!!! – Психичка орала все слова, которые она только знала, я даже половину из того, что она изрекла, не слышала никогда.

Меня подтрясывало, но в целом, я была спокойна, как удав.

— Я пошла. А вы тут разбирайтесь сами уж… как-нибудь без меня.

Сегодня мне просто повезло. Была бы она одна, я не знаю, до чего бы дошло. Весь вечер меня как от озноба трясло. Варька возмущенно сидела с широко раскрытыми глазами и подливала мне зеленого чая в чашку.

Кажется, что я не только вас путаю, но и сама себя. А вот бы разобраться, поставить все на свои места, тогда и смысл появиться, тогда все прояснится. Но главное то, что я не хочу ворошить прошлое, мне главное сейчас стать кем-то.

Хотя уже сейчас хочется расставить все по местам, но еще не время, да и смысла в том нет. Я уже и смысл в будущем потеряла. Как так? Ничто. Никто. Я так и осталась в той пропасти…

Ничего не достигла, опять же потому, что сижу на попе и думаю. Тут реальный мир, тут нужны шевеления. Пора бы встать и что-то совершить. Но с какой стороны укусить эту плюшку?

Тишина и шелест бумаги…

Хочу молчать, мне слов не нужно,

Молчать, поверь… молчать не скучно.

Мой голос серый, незаметный – не слышно,

Сижу в норе своей, как мышь я…

Я говорю – меня не понимают,

Слова мои не разбирают…

Так лучше я буду молчать уныло,

Мне все равно для голоса нет силы.

Читать, рассказывать, общаться

Мне даже можно не стараться.

Обидно, знаю, как я теперь

Молчанием смогу стучаться в дверь?

Ты не услышишь невидимку,

Ты сможешь увидеть лишь картинку,

Смогу я только краской белого листа

Нарисовать ту бледность моего лица…

Стихи могу тебе писать,

Но ты их вряд ли сможешь прочитать.

Меня как будто нет совсем,

Тебе же не спасти меня от тем:

Стихи сочатся сквозь мороз души,

Лишь шепотом прошу: «Взгляни!»

Рисунок тебе я протяну несмело,

Где нарисована я черным мелом,

Увы, я не смогу сказать, чтоб слышно,

Я нарисую любовь свою и тишь…

Стихом эмоций добавлю каплю в лист,

Любви моей конечно образ чист.

Лишь боль безмолвная в глазах моих,

И молчаливо пишу тебе я этот стих…

Прошу ли я чего-то от тебя?

Нет, я знаю, этой слабости нельзя…

Я знаю, ты мне снова не ответишь,

И для себя ты не отметишь…

Забудешь, не обратишь внимания,

На все мои в слезах старания…

И я не смею ничего сказать,

В слезах я остаюсь упорно ждать…

Мечтать, чтоб счастлив был,

Хочу, чтоб в счастье только жил,

Пусть не услышишь, пусть молчишь,

Пусть болью наполняет меня тишь…

Я все надеялась на ответ, но вскоре я стала забывать его голос, глаза, он как будто таял прямо перед моими глазами, а я хватала руками воздух и ничего не могла сделать.

Рисунки, его портреты пылились в углу. Надежды покидали меня. Доставали эти серые будни. Он не писал, не звонил, не шел.

Ему нравились мои стихи, он любил мои рисунки. Часами он мог сидеть и смотреть мне в глаза, ожидая, пока я закончу рисунок. Но внезапно он пропал, перестал интересовать его мой мир, заполненный только его чертами…

Не верилось, но ощущалось, что все закончилось, как и не успев начаться.

Про тебя.

Стихи писать про тебя перестаю,

Наверно, потому что ощущаю боль одну.

Смысла нет кричать в пустоту

Сухим тихим голосом, уж невмоготу.

Ты где-то в Риге, а я в Москве…

Ты плывешь где-то, а я на дне…

И хорошо, что ты меня не знаешь,

Ты за меня, как друг, не переживаешь,

Так даже лучше, пусть в муках я,

Но в счастье ты и вся твоя семья.

Снова возвращаюсь я в привычный ритм:

Опять в душе моей тоска спокойно спит,

Рифмы рваные, стихи уж больно не ровные

Прошлые дни отрываю – куски кровные

Любовь прошла ли? Стихи те ушли?

Нет, вряд ли, они просто горе нашли…

Больше любовь не приносит улыбок,

Нельзя жить и не делать глупых ошибок.

Любовь не ушла, она меня не отпустила,

Я еще никогда так сильно никого не любила.

Стадия следующая, недели слепоты глухой

Ушли, оставили пророчество быть одной.

Больше любовь к тебе не делает меня счастливой…

Слезы текут, как над чьей-то могилой,

Стихи больше не могут быть красивыми,

Они снова тяжелые, не сопливые,

Снова никто прочитать и похвалить не сможет…

Любовь убивает во мне все, что дороже…

Но вдруг если ты мне напишешь пару строк,

Значит судьба улыбнулась, улыбнулся мне Бог…

Могилка чувств.

Могилка моих чувств зарастает мхом,

Нет таких слез отныне соленых…

Воздух от плача хватаю я ртом,

Пытаясь согреться от стихов жженных…

Не пришел ответ твой двустрочный,

Не спросил, не ответил, ушел…

Отпускаю я все это на волю досрочно…

Любовь ввысь улетит, как гордый орел.

Тяжело мне любить чужака,

Родного ни капли в карих глазах…

Вся боль улетит далеко в облака,

Все прожитое останется в снах…

Не по пути… ну, что ж, прощай,

Я жизни ждать не успеваю…

Хотела я в объятиях найти твой рай,

Невозможность теперь я понимаю.

Меня как будто нет совсем на свете!

Нет ни души в твоем ответе,

Не мною карие глаза твои горят!
зарыть хочу все чувства я,

Но думалось, что любовь навечно…

Тот сраный вечер ноября

Влюбил меня в тебя беспечно…

Казалось, что навечно я с тобой,

Да и сейчас я чувства не закрою…

Просила капельку побыть со мной,

Но ты ведь НАВСЕГДА с другой…

И что мне, жить, терзаясь ежедневно?

Любить, писать стихи и плакать ночью?

На все мои признания ты смотришь нервно,

Не замечая всех утрат межстрочных…

Я понимаю, ты не хочешь слышать,

Но мне, поверь, еще больней…

Что ты любовью скороспелой дышишь,

И все твои признанья только к ней.

Я не хочу куда-то вклиниться случайно,

Я помощи прошу: «убей любовь!»

Что за дурак слова придумал без названья,

Что это чувство будоражит кровь?

Зачем всем нам ей поклоняться,

Если одни печали и беда?

Если уже труднее признаваться,

Что я люблю только тебя?

Зарыть мечтаю этот едкий ком,

Что в горле от ревности стоит.

Я понимаю, что нам не быть вдвоем,

Не мне ты принадлежишь,… бандит.

Я не хочу ей снова покоряться,

Мне от нее одни несчастья.

В твой голос не хочу влюбляться,

Мне от любви одни напастья…

Лишь боль, лишь слезы от нее,

Я не хочу любить твои глаза,

Слеза предательски блеснет,

Я не услышу слова: да

Любить вначале так легко,

Дарить улыбки, улыбаться,

Но время сжирает это все,

И больше нет сил стараться…

Я счастья лишь тебе желаю,

Ты счастлив, солнце, будь…

Честнее тебя я не знаю,

Один лишь ты весь знаешь путь…

А на моей душе остался мох,

От слез соленых и пустых…

Как тяжело мне – знает Бог

Да много в мире как я таких…

Твои глаза честной пустотой

Ответ мне давали молчаньем:

Я никогда не буду с тобой…

Нужно стерпеть прощание.

Руставели.

Твое молчание – красноречиво:

Я знаю все слова, о которых ты молчишь,

И знаешь, как это тоскливо,

Когда ты от любви своей горишь…

Я знаю, что ты не можешь лгать,

Не сможешь потушить огонь:

От моей тоски тебе не убежать…

Ты не чувствуешь добра, делая его…

Не хочу тебя обременять стихами,

И жизнью, думой обо мне,

Не хочу я жить с тобой мечтами,

Но ничего не остается мне…

Хочу я спрятаться и молча улыбаться,

Смотреть, мечтать лишь о тебе,

Я на глаза тебе не смею показаться,

Лишь чтобы не тревожить тебя мне….

Так и жила я стихами и муками…

– Ну хорошо, – согласился Молодой король, – пусть приедут к нему десять друзей, но не раньше чем через год. И потом, я требую, чтобы Матиушу всенародно объявили смертный приговор и помиловали только в последнюю минуту. Пусть народ полюбуется, как их Матиуш льет слезы и просит пощады. Пусть глупый народ, который позволял водить себя за нос несмышленому мальчишке, раз и навсегда поймет, что Матиуш не герой, а наглый и трусливый сопляк. Иначе через несколько лет народ может восстать и потребовать возвращения Матиуша. А он тогда будет старше и опаснее, чем сейчас.

– Перестаньте спорить! – вмешался король-хитрец. – Пока вы тут спорите, Матиуш с голоду умрет, и все ваши соображения пропадут даром.

Печальный король уступил. И в договоре появилось еще два пункта:

Пункт   III  . Полевой суд приговорит Матиуша к расстрелу. Перед казнью три короля помилуют его.

Пункт   IV  . Первый год Матиуш проведет в одиночестве на необитаемом острове. Через год ему разрешается пригласить по собственному выбору десять человек, если таковые найдутся.*

Скука одолевала меня. Казалось, что все люди как будто из другого мира. Будто они не слышали, не понимали, мне казалось, нельзя найти еще хороших, понимающих друзей в этом мире. Варька говорила, что я просто боюсь мира, боюсь выйти из своей раковины и показаться миру, людям, показать, какая я. Я соглашалась, и говорила, что все, может, придет со временем, но пока я не жажду общения с миром.

А где они все? С кем? Почему оставили?

Дождь – не дождь? Холодная струя с силой ударила в окна. Несколько стекол треснуло, и помещение наполнилось не то туманом, не то дымом. Во рту – сладковатый вкус, в носу – удушливый запах. И не поймешь, приятно это или противно. «Измена!» – мелькнуло в голове у Матиуша, и он схватился за револьвер. Но руки были точно ватные. Он напряг зрение, стараясь разглядеть, что там, за пеленой тумана, но безуспешно.

– Огонь! – превозмогая слабость, кричит Матиуш и судорожно хватает ртом воздух. Но глаза сами слипаются. Револьвер выпадает из рук.

Матиуш нагибается, хочет его поднять, но силы покидают его, и он падает на пол.

Его охватывает безразличие. Он забывает, где он, и засыпает.**

Депрессия ли? Нет, всего лишь апатия,

Ничего не тревожит, не волнует душу,

Депрессия ли? Нет,  упадок в квадрате,

В сердце мое кто-то запустил стужу…

В безразличии я сидела недолго, пока Варька не засобиралась на море на неделю. Казалось, что это какое-то недоразумение. Какое море? Какая неделька? … С пустым сердцем я проводила ее. Она, как птица, смеялась и чирикала, улетела на Красное море со своим Димой. А кто этот Дима?

Как же я винила себя в тот момент! Как я могла отпустить подругу куда-то, неизвестно с кем? Тревога закралась в мое сердце…

Я просто наивно поверила ее счастливым глазам…

Пробуждение было ужасно.

На руках и ногах – кандалы. Высоко, под самым потолком, – зарешеченное окошко. В тяжелой, окованной железом двери – маленькое круглое отверстие, в которое заглядывает тюремщик: следит за королем-узником.

Лежа с открытыми глазами, Матиуш старался припомнить, что случилось.

«Как быть?» – вертелось в голове.

Матиуш не принадлежал к числу людей, которые перед лицом трудностей опускают руки и предаются отчаянию. Нет, он никогда не терял присутствия духа и всегда старался найти выход из любого, самого безвыходного, положения.

Как быть? Но чтобы принять решение, надо знать, что произошло. А он не знает.

Матиуш лежал возле стены на охапке соломы, брошенной на пол. Он легонько постучал в стену. Может, отзовется кто-нибудь? Стукнул раз, другой – никакого ответа.

Где Клу-Клу? Что с Фелеком? Что происходит в столице?***

Я как в темнице сидела в своей опустевшей квартире и старый диван, давно собранный, в усталости ждал, когда же я лягу в исступлении, а я все не ложилась. Писала строчки, наброски дрожащими руками – да так и засыпала на немного на холодном столе кухни.

Из старого приемника звучала заунывная мелодия. Сердце как будто на части рвалась. И плакать не было сил.

Это испытание? Ах, за что такая боль? За что неизвестность?

Матиуш безотчетным движением протянул руку, чтобы опрокинуть кружку. Но тут же одумался. Ведь от этого он все равно не станет свободным. А есть хочется, и силы ему еще понадобятся.****

Нужно было вставать – тогда я так и поняла это. Пора как будто наступила. А тревога росла…

Снова болезнь, будто я зависима от тела,

Отравили внешним миром,

Кто-то яд глазами и действиями смело

Отравляет все мои силы…

И покидает меня сознание,

Стуком сердца в ночи стучит,

Боль от моего существования,

Разум же все так же молчит…

Мне бы заново жизнь начать,

Попробовать сломать часы,

Ему все мысли рассказать,

Пересчитывая моей любви дни…

Но силы болезнь хватает в охапку,

И я снова в попытках встать…

Снова серый шарф и шапка –

Мурашки по коже мне не убрать.

… Мечта моя лишь в зеркале во сне мерцает,

Полночным смехом растворилась тишина.

Моя душа покоя без тебя не знает,

Я снова одиноко наблюдаю из окна…

Старинные альбомы с картинами в красках,

Листы перебираю, лицо твое вспоминаю,

Было когда-то безоблачно: вспоминать напрасно…

Налить стоит еще чашечку чая…

Почему не может быть два счастливых?

Почему мы не можем любить друг друга?

Но разбивается невесомость мечт красивых,

Из мечтаний лишь одна пустота…

• * ** Корчак Януш. Король Матиуш Первый.

И телефон молчит. Неделя пролетела быстро. Я не вышла ни разу из дома. К чему едкая боль, отчего? От того, что беспомощна я? От того, что ревностно и одиноко? Не могу понять причину скуки и тоски…

Она прилетела.

Сердце в негодовании и в радости смешалось в чувствах. Отделилась. Соскучилась – вот все, что я смогла сказать. Подумалось в тот момент, что она ничего не поняла, но это только подумалось. Она все видела в моих глазах бессонных и усталых.

Но промолчала, лишь прижав к себе сильнее…

Чайник закипал. Будто сказать было нечего. Будто слишком строгое было в моих глазах обвинение…

Играл где-то старый рояль. На сердце что-то скребло по струнам железякой. Она молчала. Как дела? Ты где? Прошу, ответь…

Неужели я снова ее потеряю…

Так и легли спать. Но я не смогла сомкнуть глаз. Тишина, и только клацали часы.

— Море такое красивое. Я так хотела смотреть, как ты  его рисуешь. Каждый раз, как выходила к нему, перед глазами краски были… и руки твои. … я сгорела. Вся красная, как рак. В бассейне плавала, не выходя. Там солнце сильное. Не понимаю, как люди там живут…

Она снова знала, что я не сплю…

Подняв глаза…

Скоро я запомню каждую твою точку,

Буду знать наизусть всех стихов строчки.

Чем чаще я твои черты рисую,

Тем больше я понимаю, как сильно я тоскую…

Без музы несколько недель, без твоего тепла…

Меня краска с грифелем карандаша спасла.

Твои глаза рисую, но они на меня не взглянут,

Твое тепло меня листом бумаги греть не станет,

Думала, что больше ни строчки не смогу написать,

Думала, что больше мне той беззаботной не стать…

Ты молчишь, ты занят так часто,

Казалось, что все мои страдания напрасны,

Но подняв глаза на небо как-то утром,

(Мне кто-то надежду подарил как будто)

Я снова надеюсь, снова пишу тебе письма…

Время летит. Уже весна, зеленые листья…

Я все еще жду, надеюсь, что ты услышишь,

Надеюсь, что ты мне пару строк напишешь…

Для меня так и осталось секретом, почему она больше не приходила поздно вечером, больше не было никакого неизвестного Димы…

Видно, он не сильно переживал…: цветов не было больше и мишек плюшевых. Схватил ее в охапку, одурманил…

— Хватит ломать себе голову, — сказала она как-то мне за обедом. – Он не мой тип, он не мой друг, он не для меня. Ты знаешь,… я просто послала его. И все. Наверное, люблю кого-то другого.

Задумалась.

Да… ее тип я знаю. Она и не будет рядом с человеком ради подарков и денег. Ради славы, ради благополучия. Нет. Нужна честность в отношении самого себя к себе.

Ты не будешь считать, сколько стоит подарок тебе на день рождения… главное, сам подарок, внимание.

Просто нужно было посмотреть, что это да как…

С сердца как будто камень…

А как же он, этот Дима?

— Это не любовь же…

От Рустама не было вестей. Мои стихи пронизывала печаль…

Зачем живу я чувствами? Зачем мне главнее всего прислушаться к сердцу, а на остальное мне, как, увы, все равно? Меня не тревожит ничего материальное. Это всего лишь наша материя. Она не вечна.

Письма мои он как будто бы не видел, как будто не приходили они ему.

Мне было одиноко, как-то сильно недоставало чего-то…

* * *

Мне нельзя читать твои стихи,

От них мое сердце разрывается,

И в тишине не слышны твои шаги,

Тишиной по венам боль разливается…

И будто бы смеешься ты

Своими теплыми бездонными глазами,

И затухают все последние огни,

Что загорались пустыми вечерами…

Я в одиночестве погибну,

Ни разу любви не испытав,

Последний раз глазами крикну

Тебе, ни слова не сказав…

Мне больно так любить,

Мне больно все это осознавать,

И тяжело на свете жить,

Бесконечно тебя только ждать…

Я хочу дарить тебе цветы,

Чтобы весною в душе они цвели,

Хочу исполнять твои мечты,

Хоть в них не будем вместе мы…

Ты слова мне не скажешь,

Ты снова грустно промолчишь…

Слезы мои пустотой по щекам размажешь…

Ты ничего не говоришь.

Как будто убить меня молчанием

Решил ты, болью наградить…

Ни к чему мои старания…

Никогда любовь в тебе не разбудить…

И руки мелкой дрожью,

И слезы снова вновь и вновь…

Нет никого тебя дороже,

И болью платит мне Любовь.

Хотелось что-то поменять в жизни, хоть чем-нибудь разбавить тусклый свет моих будней. Но неприятности нашли меня сами. Как в сказке, не ожидая никакого подвоха, рисовала я шаржики в парке, и тут села ко мне на стул наша разлюбимая Валери.

— Рисуй меня, — говорит.

У меня, конечно, закрались подозрения, что тут есть подвох, причем серьезный. Щас я нарисую, потрачу время, силы и нервы, мне, конечно же, не заплатят, устроят  скандал, а что еще хуже, поломают, порвут все, что есть… не знаю, что ожидать от этой Мадамы.

Я собрала все спокойствие в кулак и начала рисовать. В милицию мне попасть никак не хотелось, потому что я врезала бы ей как следует.

На удивление, она хорошо рисовалась, и работу я закончила быстро. Без слов, лишь бы побыстрее избавиться от столь неприятного видения, я вручила ей рисунок, ожидая самого худшего, а в душе надеясь на скорый конец этой встречи.

— Хм, гляди-ка, а ты карандаш в руках умеешь держать… ой до чего дошло человечество, уже обезьяны рисовать научились…

— 500 рублей.

Она ухмыльнулась, по глазам было видно, хотела какую-то гадость сказать, но протянула бумажку.

— Твоя подружка-то как, не нуждается? А то пусть приходит, для нее работа найдется.

— Нет, благодарю, мы не нуждаемся.

Она посмеялась и ушла…

Фух… я глубоко вздохнула. Чувствовала я: что-то еще будет.

Иногда я ностальгирую, что запрещаю себе делать. Будто это прошлое давит на меня немыслимыми камнями, а ты не знаешь, как убежать…

Старые стихи найдешь и подумаешь: а что тогда? А что было? А было ли…

***

Хватит! Не надо трогать меня!

Траур у меня! Ностальгия!

Сегодня все воспоминания этого дня

Отнимают все мои силы…

Будто кто-то выжал меня как лимон,

А мне плохо! Я дышать не могу!

Снится так редко тот сон,

Все я в памяти это держу…

24 марта.

Приближается день ностальгии душевной,

Старый район, детство как на ладони,

Я начала все забывать наверно…

Старые черно-белые фото в альбоме.

Снова голова идет больным кругом,

В висках боль, в жар бросает,

Бросает последняя надежда-подруга,

Как это больно – никто не знает.

Хотелось бы все былое вернуть?

Нет, я рада, что все прошло.

Единственное, что неизменен путь,

В моей жизни одно только Зло

Окружало, окружает и будет…

Слезы, боль, болезни моей море,

Ветер мартовский горло застудит,

Любви лишь тепло – мое горе…

Не хочу возвращаться в кровать,

Там, где пряталась раньше,

В доме, где умерла моя мать,

Уйдя от меня в сумрак подальше…

Помню бананы, булки с корицей,

Школу я помню, подруг,

Была я художником, ученицей,

А сейчас замкнулся тот круг…

Отца пьяные выходки помню,

Шлюх полный дом – моих друзей,

В памяти сейчас каменоломню

Не хочу вспоминать куски жизни моей,

Подружки брата рядом были,

Бабушка ходила, а мать спала,

А потом мы их зарыли, сожгли,

Я плакать тогда не смогла…

Брат сел давно, за глупость ума,

А для меня стало заслугой,

Стать Человеком, из стали слова,

Стать кому-то настоящей подругой,

Я пытаюсь сейчас всего этого не повторить,

Не хочу жизнь прожечь, как бумагу…

Не хочу в 17 сына родить,

Не хочу подчиниться этому мраку.

Но настоящего так мало,

Хочу быть хорошим человеком…

Дать в итоге доброго начало,

Не растаять вместе со снегом.

И каждый удар судьбы моей –

Это ступеньки моей жизни.

Хочу пронести через боль этих дней

Стихов моих серые листья…

Послышался скрип ключа в замочной скважине. Варя пришла. Я поставила чайник. Что-то предвещало перемен…

Она была какая-то другая. В ней что-то изменилось.

Что с тобой, подруга? Отчего глаза потухшие горят?

Что с твоей тоской случилось, отчего глаза блестят?

Ты словно королева на балу стоишь в сторонке,

Будто знаешь, кто одержит ту победу в глупой гонке…

Не беги за ней вдогонку, отчего ты позабыла смысл бытия?

Ты не слышишь уж, но поверь, без тебя я не своя!

Видно, сразу догадалась, в чем тайна твоих глаз,

Так со мною было, уж поверь, не раз…

Ты влюбилась, повелась на небо голубое глаз…

И, наверно, пленил тебя красотою пышных фраз…

Не уйдешь ли, ты смотри, подруга, в оба

До добра не доведет тебя твоя зазноба…

Влюбилась… разум потеряла весь… а зря

Пригодился бы тебе он — изучить богатыря…

Ты не думай, не ревную, просто потерять боюсь

И боюсь опять увидеть твоих милых глазок грусть…

Пропадать она начала. То работа, то свидания. Я толком уже запуталась где, что и как. Он приехал на Скорой друга сопроводить, там встретила их наша Варечка… и понеслась… Боюсь я все еще за нее. Кто он, мне не удосужилось узнать. Только слушаю каждую ночь: Димка, Димка… а кто этот Димка? Грустно вздыхаю и, закрыв глаза, мечтаю, чтобы все было хорошо.

Казалось, я была опустошена.

Я от тоски заболела и днями лежала в постели и под жарким апрельским солнцем не могла согреться в душной квартире.

Будто мне сделали приговор, у меня не было желания рисовать и думать. Наступили дни апатии. Хотелось чего-то нового…

Сейчас я осознавала, что все же мое развитие идет, моя эволюция имела вес. Все, о чем я мечтала, сбывалось. Просто мечты мои – это некая боль, переживание, становление личности. Вряд ли я Герой нашего Времени, отнюдь, я простой человек со своими тараканами в голове. Просто важно знать свое место в жизни.

22 мая.

Так много хочется сказать, да что там? Столько мыслей, столько слез, и только один вопрос: почему мы все ценим только лишь тогда, когда теряем?

С … стали как будто ближе…  последний разговор; школьный итог как будто. Не хочется мне ничего этого терять. Просто важно осознавать, что все останется…

Так страшно осознать внезапно, в один миг, что все мы стали взрослыми. Как будто это итог. Так и должно быть, а ведь только вчера мы сами провожали выпускников. Так странно, я еще не осознала, что школа где-то позади практически. Но мне ее уже не хватает. Знаю, что была не права, когда говорила, что скорей бы этот ад закончился. Но я и тогда понимала, что школа – это лучшее… что впереди нас ждет тернистый путь.

Я, наверное, многое пережила здесь, в этой школе.

Мне не тяжело расставаться. Главное, оставить светлое в памяти, в сердце. Я их всех полюбила, они все в моем сердце… наверное, это на самом деле очень важный день в нашей жизни.

Из всех учителей своих я помню самую первую, Татьяну Владимировну, самую любимую, Аллу Олеговну, которая помогала мне на тернистом пути жизни юного художника…

С последней школы я наверное тоже кое-кого не забуду… л.м. и л.т. даже я чему-то научила, в частности выбивать страйк в боулинге…

Какими милыми были первоклашки, которые нас поздравляли…

Кино, которое про наш последний звонок сняли, как мне кажется, я пересмотрю не раз.

Как мило все это было.

Я запоминаю только хорошее в людях. Плохое – все просто уходит куда-то в неизвестность. Я запоминаю лишь сущность человека а не его настроение и ошибки. Для меня даже если человек весь сгнил, если он много плохого сделал и наговорил, все равно не будет осквернять мою память. Я закрою все прошлое, вычеркну эти страницы из моей книги жизни.

Сегодня, когда … заплакала, я, конечно, тоже, потому что всегда плачу, когда близкие мне люди плачут… я многое поняла. Многое прояснилось в моей голове. Сжалось израненное сердце. Впереди – целый путь, чистый лист. Но так хочется сохранить то, что я имею сейчас, на данный момент. Не хочу терять своих друзей… не хочу видеть их раз в год или два…

Все останется в моем сердце. Многие скоро позабудут меня, а я всегда помню мелочи, которые для меня имеют вес. Особенно теплые руки А.Г., об которые я грела свои вечно холодные ладошки долгими холодными уроками…

Возможно, я бы запомнила кого-то… кому-нибудь оставила бы место в моем  сердце. Но… все мы эгоисты. Я очистила свое сердце, но память не смогла да и не собиралась, честно говоря. Я вряд ли осталась в их сердцах. Хотя. Если подумать, чаще всего человек кончает со своей, как он думает, никчемной жизнью, где он никому не нужен, и, умирая, он никогда не узнает, не увидит слез его безутешных родных… прежде, чем уходить, нужно понять, поверить, что есть в этом мире хоть один человек, которому важна твоя жизнь и ты живой и невредимый. Так же нужно помнить, что мы пришли сюда, в этот мир, не по своей воле и мы не в праве убивать себя.

А я нуждалась лишь в своем развитии, в почве для раздумий, во времени, чтобы обдумать, понять, осмыслить. Но меня никто не искал, вот странность. Хотя я не сказала, где я буду… в интернете кто-то спрашивал, но я там только лишь за информацией и связью с людьми, которых я рисую. Старые знакомые может помнят, но чувствуют ли?…

12 мая.

Все чаще думаю о том, что, действительно, стихи писать незачем. Только лишь для себя. Они никому не нужны по сути. Зачем вообще их писать??? Зачем это вообще?

Никто не понимает, никто не вдумывается, не пытается прочесть мелодии души… это все чушь. Никому это не нужно. Это всего лишь твоя жизнь.

Ты интересуешься всей этой чушью только до той поры, пока тебя интересует человек, которому принадлежат творения. А потом, когда фибры души твоей затихают, арфа перестает звучать, уже больше эти рисунки, эти стихи, слова, признания – чья-то душа – все уже уходит в лету. Больше не тревожит. Честно? Нет.

А кому есть дело? Даже если тебя интересуют все люди, ты внимателен и чуток… без взаимности эта любовь к людям изничтожит тебя, сожрет изнутри, не подавившись. В этом вся суть.

20 мая.

Чаще всего я была вспыльчива. Никогда я не перед  кем не ластилась. Я холерик. Спокойствием я не отличалась, когда не нужно. Я могла молчать, терпеть и дать в морду. Я не любила себя контролировать. И когда ты начинаешь новую жизнь, старые привычки дают о себе знать. Если я такая, то мне все равно на все остальное. Не хочу и не собираюсь контролировать и терпеть по отношению к себе оскорбления. Со стороны кого бы то не звучало. Всем даю отпор. С годами становишься спокойнее, теплее, осторожнее к себе и своим чувствам.

Иногда думаешь, и в мыслях появляются весьма неприятные воспоминания и впечатления. Кажется, что жизнь прошла зря, что смерть уже близится, а ты, как парус одинокий, потонешь в этой буре. Тогда хочется встать и бежать куда-то, но что ты можешь сделать? Ничего. Это как стена, тупик. Будто и сил нет на какие-то бурные действия, а на других посмотришь, так чувствуешь себя дерьмом каким-то, отстойником. У всех удача хоть раз улыбается, а я – будто шиншилла облезлая среди хомяков.

А иногда судьба так пнет человека, что аж сердце замрет: за что его так? За что, например, того маленького мальчонку сбила машина да так, что у него из целого остался только позвоночник? Столько операций… столько слез и горя!

А за что, спрашивается? Какой, извините, ублюдок так безответственно водит машину? А с другой стороны? Был твой родственник – он сидел в той самой машине? Ага, с этой стороны – жалко, обидно, тоже слезы: это же случайность! Ан, нет… хочется сказать только: думайте! Думайте всегда и везде!

Наверное, единственное наставление, умное и правильное, которое мне всю жизнь твердил мой отец одно и то же: «Думай прежде, чем что-то говорить или делать».

Но все равно, любой человек – это пучок спонтанных  мыслей и эмоций, клочок темпераментов, каждая индивидуальность, — мы все сначала делаем, потом уж думаем. Даже самый спокойный, уравновешенный человек может совершать ошибки. Либо его глупость ума, либо его безумие,… но… мы учимся на своих ошибках.

Неадекватных людей много. А до сути так трудно дойти. А почему? Мы все – всего лишь люди, а  не Высший Разум.

Мне по жизни одной идти невозможно. Важно, чтобы кто-то был рядом. У меня синдром какого-то Одиночества. Я сама развиваться не могу. Мое развитие – как тупиковый кирпич. Не сдвинешь без 100 грамм. Ну что я делаю? Выполняю свои недвижные мечты? Вместо того, чтобы взять учебник, умную книгу – я прожигаю свои дни, я могу заниматься фигней. Я рисую! Я пишу стихи! Да и что с того, что ты сидишь и пишешь на своей попе? Я развиваюсь морально! Столько думать – копаться  в себе. Минус лишь – в том, что я ухожу из мира реального. Я ухожу в свой собственный мир. Я копаюсь в себе и в мире. Мои особенности таковы. Но реальный мир требует каких-то движений…